КаравайNEWS

В фойе филиала государственного института искусств и культуры

Редактор сказал: «Срочно нужен материал на первую полосу! Гони в филиал государственного института искусств и культуры! Там сейчас начнется мероприятие, посвященное окончанию блокады Ленинграда!»

…Старое здание 1939 года постройки весело сияло ободранным фасадом. Деловито распахнула деревянные «врата в искусство» образца 1980-х. Почему — то бросились в глаза потертые пятна в том месте, где студенты регулярно пинают двери ногами.

Тускло освещенному фойе не удивилась: в российской глубинке поняли: на дворе оптимизация всего. И скоренько отвинтили все лишние осветительные приборы к чертовой матери. Еще немного, и эта обитель культуры, как и другие наши «обители», смогут послужить основанием для продолжения серии статей вроде Уэллсовской «Россия во мгле».

Оптимизация

Даже с мороза не показалось, что внутри тепло. Газовая печка в углу фойе (модернизированная «древесно-угольная голландка»), кажется, не «тянула» скромные квадраты. А может, экономят и на газе, –  цены нынче кусаются, бюджеты нулевые.

- Пройдите в гардероб, снимите верхнюю одежду,  – сурово махнула рукой в сторону печки вахтер.

- А можно я пройду в актовый зал прямо так? Что-то холодно у вас.

- Да! Не жарко! Идите, конечно, если вам хочется сидеть на концерте в пальто…

Мне хотелось. В старом зале было людно. На первых рядах сосредоточились ветераны. Их грудь украшали награды. Бывалый народ предусмотрительно оделся тепло, держался бодро: и не такое видали! Как мало вас осталось, дорогие…

Как мало вас осталось, дорогие!

Задорные студенты ежились, но вида, что стынут, не подавали: наверное, привыкли терпеть «дубарь» в своем филиале государственного ВУЗа: экономия света и тепла нагрянула всерьез и надолго.

Рояль «Эстония» и проигрыватель «Аккорд»

На сцене, к которой из «зала» вела пара ступеней, покрытых стареньким линолеумом, «плечом к плечу», как солдаты второй мировой, стояли два полувековых концертных рояля. На боку того, что ближе, прочла: «Estonia» («Эстония»). Эк, какие старички из 1950-х годов прошлого века!

Исполнители за концертным роялем «Эстония»

Преподаватель со стажем, по совместительству ведущая литературно — музыкальной встречи, вынужденная переживать морозяку в платье и туфельках на теплые колготы, торжественно объявила будущим работникам искусств и культуры:

«Ребята! Мы посвятили нашу встречу 71 — ой годовщине снятия блокады Ленинграда! В нашем зале присутствуют высокие гости — дети, пережившие эти жестокие времена! Это сегодня они – седые ветераны, а тогда…». Студенты слушали внимательно,  не смотря на то, что некоторые «листали» сотовые телефоны. Просто привыкли «листать».

Первое слово предоставили одному из свидетелей тех далеких событий. Он принес с собой черно-белые распечатки документальных кадров на тему «Ленинград – город — герой».

Вот дорога жизни через Ладогу, вот мерзнущие в квартирах люди, вот умирающие от голода, вот трупы, «вытаявшие» по весне (но их немедленно захоронили)… Тонкие листочки формата А4 уходили по рядам, для ближайшего рассмотрения.

Мероприятие набирало обороты. В филиале института искусств и культуры не могли не сказать о том, что музыка и стихи тоже были своего рода оружием, а главное — неоценимой моральной поддержкой для жителей терпящего нечеловеческие испытания города.

Седьмая «Ленинградская»

И вот наступил момент, когда ведущая включила знаменитую седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича, написанную композитором там, где, казалось, не было места музам – все заняли пушки.

Преподаватель стояла за старенькой занавеской, которая скрывала и сам источник звука: проигрыватель «Аккорд» на стуле. На красной папке со сценарием в руках женщины красовался поблекший золотой оттиск символа СССР – серп и молот на фоне земного шара в лучах солнца и обрамлении колосьев.

Экзотический «Аккорд» времен СССР поскрипывал, похрипывал, но исправно   крутил черную виниловую пластинку. «Ленинградскую» симфонию Шостаковича не смогла заглушить даже фашистская канонада, что ей скрип допотопной техники! Зал притих, напряженно вслушиваясь в мажорную тональность.

И тут на свою беду я – перворядница, в очередной раз оглянулась, чтобы лучше разглядеть реакцию зала. Сердце вдруг сковала боль (точно Шостакович «виноват»!): за что воевали? ради чего преодолевали?

Ради газовых печек, которые нельзя будет в минус 25 включать на полную мощность, а то останешься «без штанов»? Ради мрака в аудиториях, коридорах, на лестничных площадках, потому что «велено»  экономить?

Ради трещин, как от бомбежки, на стенах здания? Ради нищеты, которая сквозит изо всех щелей? Или это все — мелочи? Ведь главное достигнуто: у каждого студента есть мобильный телефон и «кусок хлеба».

«Я помню все твои трещинки»

Все хорошо, только детей жалко

Сменяя друг друга, выходили на сцену выступающие. Играли Бетховена, Шопена, Рахманинова, Кабалевского… Но ничто не могло заглушить во мне ощущения, что я не в институте искусств XXI века, а там, в осажденном Ленинграде.  Как писать передовицу?!

«Успокойся, не драматизируй!»- убеждала себя, выходя после концерта в то же, тускло освещенное, фойе. Но  время снова дало «обратный ход»: стайкой сбившись у голландки, владельцы айфонов и планшетов, как их сверстники военных лихолетий, грелись, обнимая старенькую печку.

- Как вы считаете, в нашем обществе все хорошо, все правильно?  – спросила я «ребенка Ленинграда» Лидию Федоровну, которая в 15 лет рыла окопы, а в 16 уже работала в пожарно-постовой службе, охраняла склад с продуктами.

Я думала «девчушка из 1942 года» скажет: «Ужас! Кошмар, что делается!». А она сказала: «Хорошо! Ой, хорошо! Все правильно: еда есть, одежка есть! Раньше — то ничего не было! Только вот детей и внуков жалко!»

Лидия Федоровна:»Хорошо живем! Только внуков жалко».

И ушла, оставив меня в помещении, где даже фотоаппарат замерз и отказался фотографировать. Я не стала уточнять у героини войны, почему  ей жалко детей и внуков, у которых «есть всё»? Догадалась сама. Думаю, поняли и вы.

Входная группа

Стена

Пюпитр «1562» года выпуска

Любители ретро, улыбнитесь!

PS: фото все равно сглаживает «пейзаж». В жизни все намного грустнее.